Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

То, что напомнило

НЕБОЖИТЕЛИ

Мягкий золотистый свет накатывает прохладной волной. Он заполняет собой все уголки сознания. Он сносит все дамбы и стены. Исчезает время и пространство. Исчезает нестерпимая жара и утомленный медитатор, страдающий от нее. Свет размывает все мысли, растапливает все формы. Свет поглощает все запахи, цвета и звуки. Он приносит блаженство и покой. Он приносит тишину.

Тишина. Бесконечный океан тишины. Прохладный океан тишины.
И вдруг из этого самого океана с противным жужжанием выныривает пчела. Пчела постепенно разрастается и принимает жуткое сходство с Макарычем. Пчела заполняет собой все бытие. Негде укрыться от ее назойливого жужжания. Она ухмыляется. Из ее окаймленной щетиной пасти с редкими зубами сильно разит перегаром.

— Саня, твою мать, опять мед тыришь!

— Да не мед я тырю. Медитирую я. Ме-ди-ти-ру-ю.

— Санек, нехристь ты окаянный! Чем тут медировать, сходил бы лучше в церкву, да свечку поставил, чтобы дождь дали. А то все хозяйство усыхает.

— Я, Макарыч, не хожу в церковь. Я ведийским богам поклоняюсь.

Постепенно прихожу в себя, и тупо сижу посреди тенистого сада. Смотрю на подгулявшего Макарыча, который копошится в своих ульях, где гудят недовольные пчелы. Жара возвращается. До чего же знойное лето!
Не сломленный неудачной медитацией, беру книгу и начинаю читать. Читаю вслух, чтобы спекшиеся мозги улавливали смысл. Ну и Макарычу назло.

— «Вайю — это божество или персонификация ветра, воздуха, жизненного дыхания. Как бог небесной сферы, он делит власть с Индрой. Он передвигается в блистающей колеснице, запряженной тысячью красных или пурпурных коней. Его колесница возвещает о его прибытии ужасным ревом. В колеснице сидит сам громовержец Индра, который посылает дожди»...

Краем глаза посматриваю на деда. Макарыч выпрямляется и долго стоит возле ульев, созерцая дрожащие очертания гор, откуда вот уже два месяца не прилетало ни одной тучи.

— Ну так помолись своим буддийским богам, чтобы дождь послали, едрить его налево!

— «...Также как и Индра, Вайю любитель хмельного напитка сома. Также как и Рудра, он прекрасный врачеватель и способен совершать чудесные исцеления»...

Упоминание о хмельных напитках, видимо, задевает какие-то светлые струнки в сумрачной душе Макарыча и он начинает ласково зазывать меня отведать медовухи за здравие Индры и других небожителей.

— И хватит всякую фигню читать!

Значит почитать тоже не удалось. До вечера еще далеко. Беру рюкзак и направляюсь подальше от душной комнатки, которую снимаю у Макарыча, подальше от знойной долины, от теплого, вязкого моря, навстречу прохладе и тишине — в горы.

Горы, горы, почему вы мне снитесь по ночам? Почему ради вас я могу однажды проснуться, собраться и уехать далеко-далеко из своего уютного спального района. Почему ради вас я готов терпеть даже беспросветного Макарыча? Может потому, что когда вся долина внизу уже погружена во тьму, на ваших склонах еще долго светит вечернее солнце?

Солнце скользит вечерними лучами по далеким снежным вершинам и окунает свою горячую головушку в далекое море. Возвращаться уже поздно, нужно подыскать место для ночлега. Вдали замечаю огоньки.

— Дедуля, пусти заночевать на веранде.
— Отчего же не пустить? Чего прихрамываешь? Ногу ободрал? Ну, не беда.

Лежу на веранде деревянного домика на краю крохотного селения, прильнувшего к скале. Боль в ободранной коленке как рукой сняло после того, как приветливый хозяин, дед Игнат, приложил к ней какую-то траву.

По темным склонам взбирается ночь, и вот уже последние островки гор погружаются в ее черные воды. Со двора еще долго раздается какой-то металлический стук. Впрочем, я так устал, что он не мешает мне заснуть.

Стук тяжелых копыт. Сверкающая колесница показывается на склоне и снова исчезает в густой листве. Грохот колес все ближе. А вот и она — мчится с горы в долину. В колеснице кто-то мне кричит, махает рукой, мол, отчего не заскакиваешь. Но скорости не сбавляет. Успеть бы заскочить на колесницу. Подпрыгиваю и больно ударяюсь о ее борт. От удара коленом скрипит стена веранды, и я просыпаюсь. Долго лежу, вслушиваясь в стук, доносящийся со стороны двора, где уже давно рассвело.

Жители гор просыпаются с рассветом, а рассвет случается здесь рано. Широкоплечий дед Игнат стоит посреди двора, куда он выкатил дряхлую повозку. На ней стоит большой и ржавый жестяной бак. Кряхтя, он молотком закрепляет шаткое колесо. Рядом стоит немолодой тяжеловоз, жует сено и подрагивает потертыми боками.

— Чего стоишь? Коня не видел? — смеется Игнат. — Знакомься вот. Это дед Момо, сосед мой.

Тут я замечаю щупленького старичка, который сидит на лавочке на самом краю обрыва, которым кончается двор Игната. Завернувшись в овчинный тулуп, он преспокойно курит длинную трубку. Ветер колышет его обширную седую бороду. Мое приветствие Момо не удостаивает ни малейшим вниманием.

— Неразговорчивый он. Беженец, одним словом. Пришел недавно из-за гор. Я его и поселил у нас в ауле. Отчего не приютить? Места хватает.
Старики все померли уже, молодые уехали в город, я один тут остался. Два месяца назад брат мой помер. Одному тяжело быть. Стар я уже. Вот телегу насилу починил. А тут хоть кто-то рядом есть, и то хорошо. Помочь мне хочешь? Одевайся, сейчас за водой к ручью поедем.

С ручья возвращаемся домой с полным баком воды. Дед Игнат подгоняет телегу к самому краю обрыва, слезает с телеги и начинает прилаживать поливочный шланг к крану на баке. Не совсем понимая, что он собирается здесь поливать, я молча сажусь передохнуть рядом с Момо. Тот сидит на скамейке все в той же позе и по-прежнему умиротворенно смотрит куда-то в даль. Из его трубки вылетают белые облачка дыма. Они мягко опускаются вниз и сливаются с дрожащей дымкой, сквозь которую просматривается далекая долина. Скоро склон горы окутывает покрывало тумана.

— Давай, Момо, давай родимый, — бормочет дед Игнат, распрягая коня.

Туман внизу все густеет, и вот сквозь него уже ничего не видно. Дед Игнат подходит с шлангом к краю обрыва и начинает лить воду вниз. Я сижу и непонимающе смотрю, как струя собранной с таким трудом воды исчезает в тумане.

Постепенно цвет тумана меняется с белого на голубой, на темно-синий, на темно-сине-серый. Туман отделяется от склона, и вот уже подо мной раскинулась настоящая дождевая туча с бахромистыми краями и бесшумными вспышками молний. Момо глубоко затягивается. Туча плывет в долину. К высохшим огородам, пожухлым виноградникам, к пожелтевшему саду Макарыча. Навстречу вечернему солнцу.

Омытое ливнем Солнце выплывает из-за туч. Пора спускаться вниз, в долину — там уже темнеет. А я все сижу рядом с Момо и Игнатом и смотрю вдаль. Игнат уходит в дом и возвращается с бутылью какой-то темной жидкости. Тишина. Мягкий золотистый свет накатывает прохладной волной.
www.indostan.ru/blog/1_90_0.html

@темы: Прикладная индоэпосология, Творчество фанатов

---

Что-то мне это напомнило!

09.04.2011 в 19:02

Пишет  Огненный Снег:

Оридж.
Снова очень маленький, снова про странное.
Отсылки к нескольким мифологиям - смешать, но не взбалтывать.
А вообще, люблю этот текст, несмотря на то, что почти полгода не мог его записать)

Те, кто мешают в котле

Небо дрогнуло. И вместе с ним дрогнули горы.
- Лавина будет, - сказал светлый. - Опять... Снова Реке добыча.
- Какая там добыча, - сказал тёмный. - Уже три лавины сошло - думаешь, кто-то сюда полезет, четвёртую ловить?
- Я бы полез, - мечтательно вздохнул светлый, прислушиваясь к нарастающему гулу внизу. Небо снова содрогнулось, и камни загрохотали, срываясь вниз. - Ах ты ж чёрт... Котёл!
Тёмный вздрогнул и метнулся было к котлу, волоча за собой звенящую цепь. Но светлый уже приплясывал над ним, мешая варево и обжигаясь горячим паром.
- А если б пролился? Что б мы тогда Координатору объясняли? Оставил тут двух идиотов, за котлом присматривать, и оба идиота проморгали! Ах тышшшш... - перехватив ложку другой рукой, он со страдальческим лицом засунул обожжённые пальцы в рот. Цепь со звяканьем ложилась на камни кругами.
Тёмный покачал головой.
- Недоволен? - спросил он, кивая в сторону котла.
- Мгм, - подтвердил светлый. - Голодный.
- Сейчас покормлю.
Тёмный нашарил в расщелине ржавый нож и обнажил запястье. Сдвинул стальной обруч, примерился.
И, как только в котёл упали первые капли крови, он отпрянул назад, подхватив с собой светлого.
Варево вспыхнуло, поднимаясь из котла ослепительным пенным горбом и плюясь искрами. Плевки зашипели на камнях. Светлый выдохнул.
- Сейчас же моя очередь была кормить? - спросил он хрипло.
- Да чёрт с ней...
Они уселись на белых овечьих шкурах поодаль друг от друга. В котле тихо побулькивало, и с треском лопались на поверхности пузыри.
- Упустим же вот так когда-нибудь. И заново всё придётся начинать. Или, что вероятнее, Кооодинатор нас тут по пояс в камни вдолбит. Он может... И плакало тогда моё море. - Светлый опустил голову на руки.
- Не паникуй. Не чуешь разве, что звезда скоро созреет? А как созреет - тогда и поглядим, будет тебе море или нет. Если что, с Координатором поговорим. Эдельвейсов вон подарим. Она всё-таки женщина...
- Сколько раз говорить, - светлый зевнул, прикрыв рот тонкой белой ладонью. - Координатор - мужчина. Одноглазый и с колом в груди. И с голосом, который может наши горы по песчинке развеять.
- Женщина. С венком из вьющихся трав на голове. И босая. А когда идёт, волосы стелются за Ней по земле.
- Не будем спорить, - кротко сказал светлый. - Всё равно мужчина.
Тёмный рассмеялся.
- Мы совсем как люди. Чуешь?
- Чую.
Они посидели в тишине. Облака неспешно клубились внизу, голубые от света звёзд. Котёл мирно булькал, выбрасывая светящиеся брызги - тоже голубые и горячие-горячие.
А потом ещё один толчок пришёл одновременно из-под земли и с неба, и тёмный тихо выругался.
- Да что ж за!.. Что там Оси прямо не стоится? Напился?
- Старый он. Тяжело ему.
- Старый не старый, а Ось всё-таки. Я считаю - назвался Осью, так и стой. А он шатается, что твой пьяный моряк.
- Или мачта, - сказал светлый мечтательно. Его золотые глаза затуманились. - Сосновая. На море...
- Помешался ты на море. Давно уже не сосна, а всё бредишь. И мачты не качаются, на то они и мачты... Тш! Слышишь?
Они замерли, прислушиваясь.
Огонь потрескивал, внизу всё ещё срывались камни, в ущельях гудел ветер - но сквозь всё это пробивался неровный, тающий звон.
Колокольчики.
Сторожевые колокольчики.
- Гости! - выдохнул светлый, вскакивая на ноги. - Гости!.. У нас!.. Небось ещё и живые!..
К звону прибавилось мерное, тяжёлое постукивание палкой по камням. Светлый вытянул шею.
На гору медленно, отдыхая после каждого шага, поднимался седой, как лунь, старик. Смуглая грудь была зашита грубыми нитками, и они натягивались при каждом вдохе.
Наткнувшись на острый камень, палка затрещала и сломалась.
- Не-а, не живой, - сказал тёмный. - Как бы он тогда Реку перешёл?
Старик оглядел вершину раскосыми антрацитовыми глазами.
- Это вы - Небо? - спросил он звучно.
- Да, - закивал светлый. - Мы. Сидим вот тут, скучаем, звезду варим. А что?
- Дошёл, значит, - сказал старик и упал навзничь.

- Аккуратнее лей, чучело ты смоляное!.. Мимо рта же всё...
- Как могу, так и лью, а ты под руку не лезь! Человече, ты как? Оклемался?
- Оклемался, - отозвался старик, не открывая глаз. Волосы у него были седые - а ресницы чёрные, как ночь. - Думал, не дойду.
Он вытер с губ остатки холодного питья и зашарил руками по груди.
- Эй, человече, - сказал тёмный. - Ты эти нитки не трогай. Это тебя Река пометила. Она всех так помечает, кто её переходит - чтоб назад не вернулись. Порвёшь - в пыль рассыплешься. Так что оставь, пусть их.
Старик глухо простонал что-то и рывком сел.
Светлый запорхал вокруг него бабочкой, заглядывая в глаза и укрывая тёплой шкурой. Только что вылизывать не начал. Тёмный хмыкнул и отвернулся к котлу.
- Ну рассказывай, как там дела? На земле-то? А то мы тут сидим за облаками, только друг друга и видим, смотреть на его рожу уже не могу. Ты как к нам дошёл-то? К нам никто не доходит, все внизу остаются или в подземелья уплывают, потому что мёртвым вниз легче, чем вверх... А ты как? Или помогал кто?
- Дай ему ответить уже! - не выдержал тёмный и стукнул ложкой по краю котла.
Старик облизал сухие жёсткие губы.
- Никто не помогал. Сам.
Светлый задохнулся в восхищении и сцапал старика за руку.
- Сам? Вот прям от живых, через Реку и к нам? Да? А как дорогу нашёл? И зачем шёл-то вообще, а?
- Я хотел увидеть Небо.
Сияние на лице светлого померкло.
- А, - сказал он и выпустил чужую ладонь. - И что... и только ради этого - через Реку? Через лавины, ущелья, царственных крокодилов и птиц о семи головах?
- Да.
Поднявшись, светлый звякнул цепью и утянул у тёмного из рук ложку.
- Отойди, я помешаю. Сейчас моя очередь.
Тёмный покладисто хмыкнул.
- Не любим мы Небо, - объяснил он старику. - Застряли здесь на... слушай, Янтарь, на сколько мы тут застряли? Три вечности, две?
- Три с половиной, - деловито сказал светлый. - А может, больше, я со счёту сбился, только тебе не говорил.
- Застряли, в общем. Никуда нам отсюда ходу нет, сидим и звезду варим. Кровью собственной её кормим. Для чего она нужна, эта звезда - только Координатор знает, а мы... а мы, в общем, и не видели его ни разу. Не уследим раз за котлом - пиши пропало, сидеть нам тут ещё столько же...
- А я на море хочу, - сказал светлый грустно.
- А он на море хочет. И, в общем... не любим мы Небо, понимаешь?
Старик глотнул из плоской чашки ещё питья, утёр рот и невесело улыбнулся.
- Я уж сколько жизней о море мечтаю, - проговорил светлый, мешая варево. - Ещё с того самого, первого раза. Стою я на берегу, корни к нему тяну - и не дотягиваюсь... а оно синее... И переливается.
- Оно горькое, - сказал старик. - Я тоже был на берегу, и я знаю. Каждый год рыбаков сжирает.
Тёмный сделал сердитые глаза и шикнул.
- Помолчи ты, а, человече? - пробормотал он в смуглое проколотое ухо. - Пусть его мечтает. Ты бы вон прошёл через крокодилов и птиц, если б знал, что здесь, на Небе - всего-то навсего два идиота и их закопченный котёл?
Старик прихлебнул ещё и уставился немигающими глазами в огонь.

От нового толчка котелок чуть не треснул надвое.
- Нет, так жить нельзя. Эй, Смола, напиши уже Координатору, что мы не можем так работать!
- Сам пиши, у тебя почерк красивее.
- А ты излагаешь убедительнее.
Светлый закутался в шкуры, высунув из белого меха один только нос, и громко зевнул.
- И, это... Старик, ты с нами ночевать останешься или дальше куда пойдёшь?
- Нельзя ему с нами, - тихо проговорил тёмный. - Сам будто не знаешь.
Светлый вздохнул и заворочался.
- Стари-и-ик... А старик? Знаешь, что я подумал? Иди-ка ты работать новой Осью.
- Какой Осью? - переспросил тот, блеснув глазами.
- Ну. Мировой. А то наша расшаталась уже совсем, небо не держит. На отдых ей пора, сферу деятельности сменить... Просто Координатору напиши и с Рекой письмо отошли. Он примет...
- Правда, - сказал тёмный. - Напиши. От тебя толк будет, он таких любит. Не то что нас...
Старик задумчиво пошевелил ногой обломок камня.
- И вас любит. Иначе не доверил бы звёзды варить.
- Да кому они нужны, эти звёзды! - вспыхнул светлый. - Мучаешься, спишь по очереди, на запястьях места живого нет, пальцы все обжёг... А кто их потом считает, эти звёзды? Одной больше, одной меньше...
Старик поднялся на ноги, потянулся и запрокинул голову в небо - совсем как молодой.
- Я когда шёл, - сказал он ясным голосом, - впереди ничего не видел. Туман да облака. И крокодилы поют и пастями щёлкают. А потом смотрю - свет пробивается. Голубой. И вот я на этот свет шёл и шёл, пока не пришёл. Смотрю - ваш котелок...
- И? - спросил светлый, целиком высунув голову из-под шкур. - И что тебе это дало? Кому всё это паломничество нужно?
Старик пожевал губами, посмотрел вверх и ответил:
- Мне.
И добавил в воцарившемся молчании:
- У вас есть на чём писать?

- Работа тяжёлая, - сказал тёмный, хлопая его по плечу. - Но важная. И вот, опять же, ты Небо любишь - и головой будешь за облака уходить. Направо повернёшься - там солнце всходит, налево - мы у костра сидим... Нас ты, конечно, вряд ли разглядишь, а вот костёр с котелком - вполне... Сверху - Купол, снизу - Земля - хорошо же, а?
- И спроси у Координатора - он там про нас ещё не забыл?
- Спрошу.
Старик оправил на себе шерстяную рубаху и погладил склеенную заново палку.
- Увидимся ещё. Спасибо за приют, мальчики.
Они стояли на вершине горы плечом к плечу, и светлый рассеянно поглаживал тяжёлую опалённую ложку. Цепь играла голубыми - небесными - бликами.
- Эй, человече! - крикнул вслед старику тёмный. - А скажи-ка нам, как по-твоему - Координатор мужчина или женщина?
- Подросток, - твёрдо сказал старик. - Прекрасное дитя с цветочной гирляндой на шее.
И зашагал вниз по осыпающимся камням.

@темы: Прикладная индоэпосология, Творчество фанатов

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра