Двое меня! И не разделяйте!
" Доля Карны: "В чём состоит благо вселенной"
Непосредственно перед финальной схваткой Карны и Арджуны боги обращаются к Брахме (Мбх VIII, 63): "Не допусти, чтобы весь мир погиб вместе с Карной и Арджуной! Повели так, о Самосущий: пусть эти двое поделят победу поровну!" Очевидно, верховное божество Брахма может по своей воле изменить исход центрального поединка битвы, а значит, и исход самой битвы. Брахма решает отдать победу Арджуне, как и предполагалось ранее (вспомним предсказание Ямы о гибели Карны от руки Арджуны), а Карну поощрить другим способом.
Чрезвычайно важна аргументация верховного бога: Брахма ни словом не обмолвился о том, что Арджуна более достоин победы, чем Карна! Выбор Самосущего продиктован более прагматическими соображениями. Брахма напоминает собеседникам, что Арджуна и Кришна - "это два древних величайших мудреца, Нара и Нараяна, никому не подвластные", "творцы всего сущего и несущего". Отдать победу Карне - значит привести их в ярость, и тогда все миры будут уничтожены. Итак, ни о какой справедливости при определении или пересмотре судьбы Карны речи не идёт. В первом приближении в этой ситуации нет ничего примечательного: доля эпического героя, как известно, определяется ещё при рождении, если не в момент зачатия, и никак не связана с его заслугами и деяниями (вспомним того же Гомера). Налёт странности отсутсвие "справедливого" определения доли приобретает именно в контексте Мбх с её эксплицитной этической направленностью и акцентом на воздаяние по заслугам. Ведь недаром же бог закона и справедливости Дхарма является такой важной фигурой индуистского пантеона, в том числе, в Мбх. Конечно, есть и у греков богиня правды Дика, но в героическом эпосе (Ил, "Одиссея") она, кажется, не фигурирует вовсе, и появляется только у озабоченного социальной справедливостью Гесиода (достаточно вспомнить eгo "царей-дароядцев").
Говоря о справедливости, уместно будет нaпомнить, что с самого начала вся божественная затея по стравливанию пандавов и кауравов тоже имела сугубо прагматическую цель - развязать войну и истребить ставших слишком многочисленными кшатриев и воплотившихся в них данавов. Ни малейшего намёка на вину истребляемых людей, хотя бы самую незначительную, как в вавилонской поэме об Атрахасисе, где верховный бог Энлиль посылает на людей чуму, устав от их постоянного галдежа:
"Энлиль слышит людской гомон,
Богам великим молвит слово:
<>...
Они приказали - чума напала.
Владыка Намтар уменьшил их гомон" ("Когда боги, подобно
людям..." Таблица I , 356-358, 362).
Интересную параллель возможному пересмотру судьбы героев Брахмой в Мбх мы находим в Ил. Как кажется, и у Гомера доля героев может быть изменена Олимпийцами. Во всяком случае, во время поединка Ахилла с Гектором Зевс, который очень любит благочестивого троянского принца, говорит:
"Боги, размыслите вы и советом сердец положите,
Гектора мы сохраним ли от смерти или напоследок
Сыну Пелея дадим победить знаменитого мужа" (Ил XXII, 174-176).
Наше предположение о возможности вмешательства богов в предначертание судьбы подтверждается словами встревоженной Афины, всегда выступающей против троянцев (вспомним, что Александр присудил пресловутое яблоко не ей, а Афродите):
"Зевсу немедля рекла светлоокая дева Паллада:
<Смертного мужа, издревле судьбе обречённого общей,
Хочешь ты, Зевс, разрешить совершенно от смерти печальной?
Волю твори, но не все на неё согласимся мы, боги!>>" (Ил XXII, 177-181).
Из этого отрывка мы узнаём следующее. Во-первых, доля смертного действительно определена заранее, и то, о чём говорит здесь Зевс, есть не определение доли ab ovo, а пересмотр уже существующей, причём, загодя известной отцу богов:
"Гектора, мстящий за друга, сразит Ахиллес знаменитый" (Ил XV, 68).
Во-вторых, судя по волнению Афины, Зевс действительно в силах изменить долю смертного. В-третьих, на это "отцу богов", кажется, нужна формальная или неформальная (чтобы избежать ссоры?) санкция его коллег. Действительно, далее мы видим, что именно из желания избежать ссоры с властолюбивой дочерью, громовержец идёт на попятную:
"Не с намерением в сердце
Я говорю, и с тобою милостив быть я желаю.
Волю твори и желание сердца немедля исполни" (Ил XXII, 183-185).
Как видим, Зевс оправдывается, что ещё не принял решения о спасении Гектора, а только хотел посоветоваться, и теперь предоставляет Афине свободу действий. Кстати, заявление Зевса о желании быть милостивым указывает на то, что формально он может изменить долю Гектора единолично - полное сходство с аналогичной прерогативой Брахмы. Получив carte blanche, Афина намерена следовать предначертаниям судьбы, а какова доля героев, мы узнаём с помощью Зевса:
"Зевс распростёр, промыслитель, весы золотые; на них он
Бросил два жребия Смерти, в сон погружающей долгий:
Жребий один Ахиллеса, другой - Приамова сына.
Взял посредине и поднял: поникнул Гектора жребий,
Тяжкий к Аиду упал" (Ил XXII, 209-213).
Таким образом, "механизм" действия судьбы в Мбх и в Ил сходен, вплоть до способов её коррекции, и результат для Карны и Гектора идeнтичен. В Ил боги выступают заодно с судьбой, чтобы обеспечить победу Ахилла (гибель Гектора - неизбежный побочный результат), тогда как в Мбх и боги, и судьба ополчились против Карны также ради победы фаворита - Арджуны. Но если в Ил выбор Зевса выглядит случайным (сделан под давлением двух бойких дам - жены и дочери), то в Мбх ситуация гораздо серьёзнее. Если бы боги дали Карне победить Арджуну, это наверняка привело бы к разгрому войска пандавов, и цель небожителей по уничтожению кауравов и воплотившихся в их войске демонов не была бы достигнута."
Непосредственно перед финальной схваткой Карны и Арджуны боги обращаются к Брахме (Мбх VIII, 63): "Не допусти, чтобы весь мир погиб вместе с Карной и Арджуной! Повели так, о Самосущий: пусть эти двое поделят победу поровну!" Очевидно, верховное божество Брахма может по своей воле изменить исход центрального поединка битвы, а значит, и исход самой битвы. Брахма решает отдать победу Арджуне, как и предполагалось ранее (вспомним предсказание Ямы о гибели Карны от руки Арджуны), а Карну поощрить другим способом.
Чрезвычайно важна аргументация верховного бога: Брахма ни словом не обмолвился о том, что Арджуна более достоин победы, чем Карна! Выбор Самосущего продиктован более прагматическими соображениями. Брахма напоминает собеседникам, что Арджуна и Кришна - "это два древних величайших мудреца, Нара и Нараяна, никому не подвластные", "творцы всего сущего и несущего". Отдать победу Карне - значит привести их в ярость, и тогда все миры будут уничтожены. Итак, ни о какой справедливости при определении или пересмотре судьбы Карны речи не идёт. В первом приближении в этой ситуации нет ничего примечательного: доля эпического героя, как известно, определяется ещё при рождении, если не в момент зачатия, и никак не связана с его заслугами и деяниями (вспомним того же Гомера). Налёт странности отсутсвие "справедливого" определения доли приобретает именно в контексте Мбх с её эксплицитной этической направленностью и акцентом на воздаяние по заслугам. Ведь недаром же бог закона и справедливости Дхарма является такой важной фигурой индуистского пантеона, в том числе, в Мбх. Конечно, есть и у греков богиня правды Дика, но в героическом эпосе (Ил, "Одиссея") она, кажется, не фигурирует вовсе, и появляется только у озабоченного социальной справедливостью Гесиода (достаточно вспомнить eгo "царей-дароядцев").
Говоря о справедливости, уместно будет нaпомнить, что с самого начала вся божественная затея по стравливанию пандавов и кауравов тоже имела сугубо прагматическую цель - развязать войну и истребить ставших слишком многочисленными кшатриев и воплотившихся в них данавов. Ни малейшего намёка на вину истребляемых людей, хотя бы самую незначительную, как в вавилонской поэме об Атрахасисе, где верховный бог Энлиль посылает на людей чуму, устав от их постоянного галдежа:
"Энлиль слышит людской гомон,
Богам великим молвит слово:
<>...
Они приказали - чума напала.
Владыка Намтар уменьшил их гомон" ("Когда боги, подобно
людям..." Таблица I , 356-358, 362).
Интересную параллель возможному пересмотру судьбы героев Брахмой в Мбх мы находим в Ил. Как кажется, и у Гомера доля героев может быть изменена Олимпийцами. Во всяком случае, во время поединка Ахилла с Гектором Зевс, который очень любит благочестивого троянского принца, говорит:
"Боги, размыслите вы и советом сердец положите,
Гектора мы сохраним ли от смерти или напоследок
Сыну Пелея дадим победить знаменитого мужа" (Ил XXII, 174-176).
Наше предположение о возможности вмешательства богов в предначертание судьбы подтверждается словами встревоженной Афины, всегда выступающей против троянцев (вспомним, что Александр присудил пресловутое яблоко не ей, а Афродите):
"Зевсу немедля рекла светлоокая дева Паллада:
<Смертного мужа, издревле судьбе обречённого общей,
Хочешь ты, Зевс, разрешить совершенно от смерти печальной?
Волю твори, но не все на неё согласимся мы, боги!>>" (Ил XXII, 177-181).
Из этого отрывка мы узнаём следующее. Во-первых, доля смертного действительно определена заранее, и то, о чём говорит здесь Зевс, есть не определение доли ab ovo, а пересмотр уже существующей, причём, загодя известной отцу богов:
"Гектора, мстящий за друга, сразит Ахиллес знаменитый" (Ил XV, 68).
Во-вторых, судя по волнению Афины, Зевс действительно в силах изменить долю смертного. В-третьих, на это "отцу богов", кажется, нужна формальная или неформальная (чтобы избежать ссоры?) санкция его коллег. Действительно, далее мы видим, что именно из желания избежать ссоры с властолюбивой дочерью, громовержец идёт на попятную:
"Не с намерением в сердце
Я говорю, и с тобою милостив быть я желаю.
Волю твори и желание сердца немедля исполни" (Ил XXII, 183-185).
Как видим, Зевс оправдывается, что ещё не принял решения о спасении Гектора, а только хотел посоветоваться, и теперь предоставляет Афине свободу действий. Кстати, заявление Зевса о желании быть милостивым указывает на то, что формально он может изменить долю Гектора единолично - полное сходство с аналогичной прерогативой Брахмы. Получив carte blanche, Афина намерена следовать предначертаниям судьбы, а какова доля героев, мы узнаём с помощью Зевса:
"Зевс распростёр, промыслитель, весы золотые; на них он
Бросил два жребия Смерти, в сон погружающей долгий:
Жребий один Ахиллеса, другой - Приамова сына.
Взял посредине и поднял: поникнул Гектора жребий,
Тяжкий к Аиду упал" (Ил XXII, 209-213).
Таким образом, "механизм" действия судьбы в Мбх и в Ил сходен, вплоть до способов её коррекции, и результат для Карны и Гектора идeнтичен. В Ил боги выступают заодно с судьбой, чтобы обеспечить победу Ахилла (гибель Гектора - неизбежный побочный результат), тогда как в Мбх и боги, и судьба ополчились против Карны также ради победы фаворита - Арджуны. Но если в Ил выбор Зевса выглядит случайным (сделан под давлением двух бойких дам - жены и дочери), то в Мбх ситуация гораздо серьёзнее. Если бы боги дали Карне победить Арджуну, это наверняка привело бы к разгрому войска пандавов, и цель небожителей по уничтожению кауравов и воплотившихся в их войске демонов не была бы достигнута."
-
-
02.11.2007 в 22:36Я кстати думаю, что многие вещи читателями тех времен воспринимались иначе, чем нами. В случае с Карной можно сходу выделить по крайней мере ва таких эпизода: его появление и момент, когда он узнает о своей семье. Нынешний читатель склонен сочувствовать "темной лошадке", простому парню, неожиданно показывающей мастерство, достойное чемпиона, и считать отказавшегося с ним драться по формальным признакам чемпиона, "гнусным снобом". Однако на протяжении многих веков люди наверняка думали совершенно иначе. Нынешний читатель склонен считать, что человек, отвергший свою кровную родню во взрослом возрасте, был в своем праве. Но в те времена кровная родня (особенно родители) были абсолютной категорией. Связь и союз с матерью и братьями по матери был, полагаю, вопросом долга, а не вопросом симпатии. Если Кришна не лжет, то получается, что Пандавы примут Карну как старшего (!) брата, хотя любят его ничуть не больше, чем он их. Короче, нынешний и тогдашний читатель смотря на вещи слишком по-разному, чтобы ожидать частого совпадения симпатий. Полагаю, что обвинения Гомера в "про-троянских" симпатиях имеют те же корни.