Двое меня! И не разделяйте!
НОЧЬ НА ИВАНА КУПАЛА
(немного не по Гоголю, но тоже ничего хорошего)
читать дальше Был раскаленный день, он подходил к концу, превращался в тихий прохладный вечер.
Мы с тобой спустились с обрыва к Таре. Речка усиленно петляла в этом месте, изображая из себя латинскую S, только перевернутую и в длину на пару километров. Один выгиб образовывала низкая пойма, река неторопливо огибала ее, упиралась излучиной в обрыв и старательно петляла дальше. На пойме лениво паслись лошади и комары. Хорошо, что ветерок от реки сносил комарье с небольшого пляжа. Хотя ты разделась, но с большим сомнением глядела на бурую воду. Единорог некстати сообщил, что вода в Таре перемешана с глиной, оттого и цвет такой, и даже мягкий шелковистый песок под ногами – не песок, а мельчайшая пылеватая глина. День на жаре оставил от твоей прически лохмы, так что сомнения были понятны, что же с волосами будет дальше. Белка разрешила твои сомнения с помощью моего пинка. Ты плюхнулась в воду, вылетела оттуда как из катапульты и запихнула меня в реку с головой. Вода была мягкой, тягучей, прохладной, она несла нас в плотных струях. Можно было лежать на поверхности и глядеть, как медленно проплывает мимо заросший правый берег. Или просто стоять и чувствовать, как плотная вода обтекает тебя и пытается настойчиво увлечь дальше. А еще плыть, представляя что под тобой бездна, чтобы стало страшно, а на самом деле достаточно нескольких гребков, чтобы вернуться на мелкое место. А еще наблюдать за тобой, как ты хохочешь и поднимаешь фонтаны. Белка носилась по берегу с таким верещаньем, как будто ей удалось поднять всю целину в Гренландии. Мы ее выловили и немного утопили, не насовсем, а так, чтобы заткнулась.
Потом было хорошо лежать на пляжике, отпихиваясь ногами от оводов, обсыхая на солнце и щурясь на блики на воде.
Мы снова поднялись на обрыв и остановились на ночлег.
На небе вздыбились тучи, казалось даже, что издалека доносился гром. Тучи интенсивно снизу подсвечивались красным закатом. Впрочем, небо не выглядело грозовым и не предвещало ночной дождь. Мы решили, что нет смысла возвращаться в деревню и искать ночлег в ашраме, будь что будет. Я приглядел место в нескольких метрах от обрыва. Дальше, в метрах десяти вдоль обрыва проходил проселок, далее начиналась поляна с одиноким огромным деревом, а еще дальше сплошной стеной стоял сумрачный хвойный лес. Земля была усыпана хвоей и пружинила под ногами. Тогда у нас еще не было дурных предчувствий. Ты начала разбирать рюкзаки под единственной тонкой сосенкой, а я отправился в лес по дрова. Ночь предполагалась комариная, поэтому запас был соответствующий.
Я принес сосновых веток, разостлал их, а поверх постелил спальники. Костер бодро трещал, мы кипятили в ковшике воду и разливали в кружки с пакетиками заварки и супами. Так, с дымком, даже эта дрянь была вполне сносной.
Белка и единорог сидели рядом. Ситуацию следует пояснить, так как единорог может только лежать, что он и делал, а белка может только скакать с идиотским смехом. Полем своей деятельности она выбрала спину единорога, носилась по ней взад-вперед, пыталась насадить очередной орех на рог, а когда его с трудом отобрали, заголосила и успокоилась только когда затеяла с единорогом меняться хвостами. Единорог делал вид, что его это не касается и задумчиво смотрел на огонь. А ты знаешь, что у единорогов в глазах всегда отражаются звезды? Даже ярким солнечным днем, когда он обращает лицо к небу, в его глазах видны звезды – огромные, мерцающие…
Если ты когда-нибудь в темноте сидела с друзьями у костра и смотрела на огонь, завороженная пламенем, вся пропитанная дымом, то ты поймешь меня. Бывают часы, когда ничего не хочется говорить и нечего сказать, потому что все остальное говорит за тебя, причем гораздо лучше. Ты можешь только сидеть и сонно смотреть на пламя. Таким может быть счастье.
А потом мы залезли в спальники.
Было тихо, только шелестели листья и интенсивно пищали комары. Мы представляли как они, бедные, ломают хоботки о синтепон спальников. Это были их проблемы, а мы хотели спать. Ветер гулял где-то в деревьях, иногда спускался к нам и приносил клубы дыма от дымовухи. Нам казалось, что земля раскачивается под нами как огромный гамак. Потом даже ты перестала болтать, точнее, тебе расхотелось переводить на внятный язык мое сонное мычание.
БАМ – ССС!!!!
Где-то вдалеке раздался звон и толпа жизнерадостно заголосила:
«Слава Перуну!
Перуну слава!»
И еще что-то в духе первомайских речевок, но на тему древлего богопочитания…
«Славим Род наш славянский!!!»,
что-то там еще не особенно внятно, зато с чувством и во всю глотку. Кто-то запевал, а все остальные радостно подхватывали.
Было ровно 12. Полночь. Ничего не имею против языческих шабашей, но не тогда, когда на следующее утро нужно вставать в 5 часов.
Ночь была относительно светлая, Часы без подсветки не разглядеть, зато общие контуры предметов проявлялись в темноте довольно явно. Остальные палатки в лесу и вдоль реки чутко молчали в ожидании скорого прекращения шабаша.
Мы немножко поспорили, откуда у этой компании металлические ударные инструменты, потом пришли к выводу, что это котелки и сковородки. Звук глухой, но при желании можно всполошить всю округу. Потом порассуждали, откуда это чудо навязалось на наши головы. На окраине Окунева было какое-то святилище языческого антуражу, все такое деревянное и резное, но это в другой стороне. Все остальные граждане отдыхающие, которых мы здесь видели, выглядели вполне адекватно. Мораль: темнота меняет людей и меняет радикально.
Мне пришлось вылезти, костер потух и комары стали активнее. Местная порода, заступившая на ночную вахту, отличалась особой морозостойкостью, мне было зябко, а комариный рой сгущался до осязаемой плотности. Кое как отбившись, я запалил костер снова, а когда горячий воздух начал проноситься над нашим лежбищем, вытащил тебя из спальника. Мерзнуть одному было совсем неохота, заснуть – невозможно. Мы закутались во всю одежду и уставились в костер. Более интересных занятий пока не намечалось.
Песни и танцы народов мира продолжались довольно долго, почти час. Потом под монотонное заунывное пение мимо нас прошествовала вереница в белых накидках с балахонами. Каждый в процессии держал в руках свечу в обрезанной пластиковой бутылке. Вид был довольно жутковатый – белые фигуры с размытыми контурами, подсвеченные колеблющимися огоньками, на фоне черного леса. Чисто привидения в аглицких замках местного разлива. Шествие вышло из темноты и в темноте же исчезло, а потом с обрыва было видно, как вереница с невнятным пением медленно идет по черной пойме.
А потом на мгновение стало немного жутко. Ночь, чуть просвечивающая серая полоска дороги, растворяющаяся в темноте леса – и на ней проявляется бесформенная огромная фигура, стремительно и бесшумно несущаяся на нас. А потом – топот копыт и фигура приобрела вид лошади. На нас бежала белая лошадь. Точнее, бежала-то она по дороге, все было правильно, это мы расположились у проезжей части. Если учесть, что прямо за нами был обрыв, то становилось как-то не по себе, как там у нее с координацией движений и с радиусом поворота. Огромное красивое животное пронеслось мимо нас куда-то в глубь леса, а за вожаком с веселым гулом и ржаньем промчался остальной табун. Видимо, их на пойме спугнула процессия в балахонах, а лошади решили разбудить тех, кто еще спал. Карнавал так карнавал, танцуют все.
Земля еще не перестала гудеть, как со стороны деревни донеслось пение. Ну, пение сказано сильно. Два женских голоса старались изо всех сил. Интонация такая, которая возникает после второй бутылки, когда внятно изъясняться уже невозможно, а подогретая градусами душа требует самовыражения, но пляску и драку затевать вроде бы еще рано. Надо петь. Неважно что и как, главное с чувством.
На середине извилистого пути от палатки к палатке они добрели до нас. Дуэт оказался трио. С бабенками был молодой мужик, который играл роль джентльмена. То есть он давал высказаться леди, а сам глубокомысленно молчал или мычал в самых патетических местах.
- Почему не спим?
Трудно придумать нормальный ответ на дурацкий вопрос. Мне бы хотелось посмотреть на человека, который спит, когда ему орут в оба уха сразу.
- - Да так, вот, костер жжем, комаров гоняем
- - Комары …это комары…Ик!
У меня в заначке была чекушка водки, Как бы полагалось поить жаждущих, вот только как бы мы потом от них избавились?
После обмена стандартными замечаниями о погоде и комарах, троица мужественно побрела искать душевного общения дальше в лес. Странно, больше мы их не слышали.
Огоньки на пойме сгруппировались у серебристой ленты. А потом крохотные огонечки плавно поплыли по реке. Один за другим, медленно-медленно по темному, почти черному серебру, святящейся линией обозначая контур излучины у нас под ногами и потом вытягиваясь в линию на очередном изгибе.
Это было волшебством. Иногда бывает такое, когда за обыденность начинает просвечивать что-то другое, другая реальность и какое-то событие распахивает туда дверь. Казалось, что обыкновенные свечи в пластмассовых бутылках плывут не по реке, в которой мы купались несколько часов назад, а уносятся потоком неизвестной природы в далекий мир заколдованных дремучих лесов. Таежное арати - словно Тара на миг изменила свое течение и начала нести воды в Гангу или Ямуну.
Язычники прошли мимо нас обратно, взразброд и без балахонов. На многих красовались накомарники. Мы понадеялись, что они утомились и дадут отдохнуть все остальным. Надеялись напрасно, потому что после невнятного гула толпа заголосила с новыми силами, на этот раз нечто плясовое. Там распалили огромный костер и видимо начали прыгать.
Из темноты нарисовалась еще пара фигур, взлохмаченные мальчишки в пиджаках.
Вопрос был естественный, как раз для середины ночи:
- У вас хлеба не найдется? А сигарет?
Я отрезал половину булки и отдал им. Со «Спасибо» они исчезли. Я был даже разочарован таким прозаическим оборотом дела, так как морально был готов к чему угодно. К вампирам там, или к предложению купить цветок папоротника по цене гвоздики.
На заднем фоне в качестве статистов шаталась еще компания, рыбаки, судя по громким веселым голосам и разговорам. Причем они тащили развернутую сеть. Что они ловили в лесу сетью, истории осталось неизвестно. Наверное, процесс рыбалки оказался интереснее результата.
Все.
Я не видел очередных посетителей, можно было предположить, что к трем ночи культурная программа закончилась. По-моему, уже начинало робко светать.
Белка предусмотрительно исчезла. У этой твари фантастическая интуиция на ситуацию, когда ее начинают бить. А может, я ее переоцениваю и Скрэг наверняка знает, что через пару часов после знакомства даже у ангела появится желание ухватить ее за хвост и смачно шмякнуть о ближайшую стену. Тогда она исчезает и объявляется с невинным видом позже, когда всем становится скучно.
А сейчас мне хотелось просто сказать ей спасибо, за то, что она завела нас сюда и подарила волшебную ночь.
А потом все-таки шмякнуть о дерево…
(немного не по Гоголю, но тоже ничего хорошего)
читать дальше Был раскаленный день, он подходил к концу, превращался в тихий прохладный вечер.
Мы с тобой спустились с обрыва к Таре. Речка усиленно петляла в этом месте, изображая из себя латинскую S, только перевернутую и в длину на пару километров. Один выгиб образовывала низкая пойма, река неторопливо огибала ее, упиралась излучиной в обрыв и старательно петляла дальше. На пойме лениво паслись лошади и комары. Хорошо, что ветерок от реки сносил комарье с небольшого пляжа. Хотя ты разделась, но с большим сомнением глядела на бурую воду. Единорог некстати сообщил, что вода в Таре перемешана с глиной, оттого и цвет такой, и даже мягкий шелковистый песок под ногами – не песок, а мельчайшая пылеватая глина. День на жаре оставил от твоей прически лохмы, так что сомнения были понятны, что же с волосами будет дальше. Белка разрешила твои сомнения с помощью моего пинка. Ты плюхнулась в воду, вылетела оттуда как из катапульты и запихнула меня в реку с головой. Вода была мягкой, тягучей, прохладной, она несла нас в плотных струях. Можно было лежать на поверхности и глядеть, как медленно проплывает мимо заросший правый берег. Или просто стоять и чувствовать, как плотная вода обтекает тебя и пытается настойчиво увлечь дальше. А еще плыть, представляя что под тобой бездна, чтобы стало страшно, а на самом деле достаточно нескольких гребков, чтобы вернуться на мелкое место. А еще наблюдать за тобой, как ты хохочешь и поднимаешь фонтаны. Белка носилась по берегу с таким верещаньем, как будто ей удалось поднять всю целину в Гренландии. Мы ее выловили и немного утопили, не насовсем, а так, чтобы заткнулась.
Потом было хорошо лежать на пляжике, отпихиваясь ногами от оводов, обсыхая на солнце и щурясь на блики на воде.
Мы снова поднялись на обрыв и остановились на ночлег.
На небе вздыбились тучи, казалось даже, что издалека доносился гром. Тучи интенсивно снизу подсвечивались красным закатом. Впрочем, небо не выглядело грозовым и не предвещало ночной дождь. Мы решили, что нет смысла возвращаться в деревню и искать ночлег в ашраме, будь что будет. Я приглядел место в нескольких метрах от обрыва. Дальше, в метрах десяти вдоль обрыва проходил проселок, далее начиналась поляна с одиноким огромным деревом, а еще дальше сплошной стеной стоял сумрачный хвойный лес. Земля была усыпана хвоей и пружинила под ногами. Тогда у нас еще не было дурных предчувствий. Ты начала разбирать рюкзаки под единственной тонкой сосенкой, а я отправился в лес по дрова. Ночь предполагалась комариная, поэтому запас был соответствующий.
Я принес сосновых веток, разостлал их, а поверх постелил спальники. Костер бодро трещал, мы кипятили в ковшике воду и разливали в кружки с пакетиками заварки и супами. Так, с дымком, даже эта дрянь была вполне сносной.
Белка и единорог сидели рядом. Ситуацию следует пояснить, так как единорог может только лежать, что он и делал, а белка может только скакать с идиотским смехом. Полем своей деятельности она выбрала спину единорога, носилась по ней взад-вперед, пыталась насадить очередной орех на рог, а когда его с трудом отобрали, заголосила и успокоилась только когда затеяла с единорогом меняться хвостами. Единорог делал вид, что его это не касается и задумчиво смотрел на огонь. А ты знаешь, что у единорогов в глазах всегда отражаются звезды? Даже ярким солнечным днем, когда он обращает лицо к небу, в его глазах видны звезды – огромные, мерцающие…
Если ты когда-нибудь в темноте сидела с друзьями у костра и смотрела на огонь, завороженная пламенем, вся пропитанная дымом, то ты поймешь меня. Бывают часы, когда ничего не хочется говорить и нечего сказать, потому что все остальное говорит за тебя, причем гораздо лучше. Ты можешь только сидеть и сонно смотреть на пламя. Таким может быть счастье.
А потом мы залезли в спальники.
Было тихо, только шелестели листья и интенсивно пищали комары. Мы представляли как они, бедные, ломают хоботки о синтепон спальников. Это были их проблемы, а мы хотели спать. Ветер гулял где-то в деревьях, иногда спускался к нам и приносил клубы дыма от дымовухи. Нам казалось, что земля раскачивается под нами как огромный гамак. Потом даже ты перестала болтать, точнее, тебе расхотелось переводить на внятный язык мое сонное мычание.
БАМ – ССС!!!!
Где-то вдалеке раздался звон и толпа жизнерадостно заголосила:
«Слава Перуну!
Перуну слава!»
И еще что-то в духе первомайских речевок, но на тему древлего богопочитания…
«Славим Род наш славянский!!!»,
что-то там еще не особенно внятно, зато с чувством и во всю глотку. Кто-то запевал, а все остальные радостно подхватывали.
Было ровно 12. Полночь. Ничего не имею против языческих шабашей, но не тогда, когда на следующее утро нужно вставать в 5 часов.
Ночь была относительно светлая, Часы без подсветки не разглядеть, зато общие контуры предметов проявлялись в темноте довольно явно. Остальные палатки в лесу и вдоль реки чутко молчали в ожидании скорого прекращения шабаша.
Мы немножко поспорили, откуда у этой компании металлические ударные инструменты, потом пришли к выводу, что это котелки и сковородки. Звук глухой, но при желании можно всполошить всю округу. Потом порассуждали, откуда это чудо навязалось на наши головы. На окраине Окунева было какое-то святилище языческого антуражу, все такое деревянное и резное, но это в другой стороне. Все остальные граждане отдыхающие, которых мы здесь видели, выглядели вполне адекватно. Мораль: темнота меняет людей и меняет радикально.
Мне пришлось вылезти, костер потух и комары стали активнее. Местная порода, заступившая на ночную вахту, отличалась особой морозостойкостью, мне было зябко, а комариный рой сгущался до осязаемой плотности. Кое как отбившись, я запалил костер снова, а когда горячий воздух начал проноситься над нашим лежбищем, вытащил тебя из спальника. Мерзнуть одному было совсем неохота, заснуть – невозможно. Мы закутались во всю одежду и уставились в костер. Более интересных занятий пока не намечалось.
Песни и танцы народов мира продолжались довольно долго, почти час. Потом под монотонное заунывное пение мимо нас прошествовала вереница в белых накидках с балахонами. Каждый в процессии держал в руках свечу в обрезанной пластиковой бутылке. Вид был довольно жутковатый – белые фигуры с размытыми контурами, подсвеченные колеблющимися огоньками, на фоне черного леса. Чисто привидения в аглицких замках местного разлива. Шествие вышло из темноты и в темноте же исчезло, а потом с обрыва было видно, как вереница с невнятным пением медленно идет по черной пойме.
А потом на мгновение стало немного жутко. Ночь, чуть просвечивающая серая полоска дороги, растворяющаяся в темноте леса – и на ней проявляется бесформенная огромная фигура, стремительно и бесшумно несущаяся на нас. А потом – топот копыт и фигура приобрела вид лошади. На нас бежала белая лошадь. Точнее, бежала-то она по дороге, все было правильно, это мы расположились у проезжей части. Если учесть, что прямо за нами был обрыв, то становилось как-то не по себе, как там у нее с координацией движений и с радиусом поворота. Огромное красивое животное пронеслось мимо нас куда-то в глубь леса, а за вожаком с веселым гулом и ржаньем промчался остальной табун. Видимо, их на пойме спугнула процессия в балахонах, а лошади решили разбудить тех, кто еще спал. Карнавал так карнавал, танцуют все.
Земля еще не перестала гудеть, как со стороны деревни донеслось пение. Ну, пение сказано сильно. Два женских голоса старались изо всех сил. Интонация такая, которая возникает после второй бутылки, когда внятно изъясняться уже невозможно, а подогретая градусами душа требует самовыражения, но пляску и драку затевать вроде бы еще рано. Надо петь. Неважно что и как, главное с чувством.
На середине извилистого пути от палатки к палатке они добрели до нас. Дуэт оказался трио. С бабенками был молодой мужик, который играл роль джентльмена. То есть он давал высказаться леди, а сам глубокомысленно молчал или мычал в самых патетических местах.
- Почему не спим?
Трудно придумать нормальный ответ на дурацкий вопрос. Мне бы хотелось посмотреть на человека, который спит, когда ему орут в оба уха сразу.
- - Да так, вот, костер жжем, комаров гоняем
- - Комары …это комары…Ик!
У меня в заначке была чекушка водки, Как бы полагалось поить жаждущих, вот только как бы мы потом от них избавились?
После обмена стандартными замечаниями о погоде и комарах, троица мужественно побрела искать душевного общения дальше в лес. Странно, больше мы их не слышали.
Огоньки на пойме сгруппировались у серебристой ленты. А потом крохотные огонечки плавно поплыли по реке. Один за другим, медленно-медленно по темному, почти черному серебру, святящейся линией обозначая контур излучины у нас под ногами и потом вытягиваясь в линию на очередном изгибе.
Это было волшебством. Иногда бывает такое, когда за обыденность начинает просвечивать что-то другое, другая реальность и какое-то событие распахивает туда дверь. Казалось, что обыкновенные свечи в пластмассовых бутылках плывут не по реке, в которой мы купались несколько часов назад, а уносятся потоком неизвестной природы в далекий мир заколдованных дремучих лесов. Таежное арати - словно Тара на миг изменила свое течение и начала нести воды в Гангу или Ямуну.
Язычники прошли мимо нас обратно, взразброд и без балахонов. На многих красовались накомарники. Мы понадеялись, что они утомились и дадут отдохнуть все остальным. Надеялись напрасно, потому что после невнятного гула толпа заголосила с новыми силами, на этот раз нечто плясовое. Там распалили огромный костер и видимо начали прыгать.
Из темноты нарисовалась еще пара фигур, взлохмаченные мальчишки в пиджаках.
Вопрос был естественный, как раз для середины ночи:
- У вас хлеба не найдется? А сигарет?
Я отрезал половину булки и отдал им. Со «Спасибо» они исчезли. Я был даже разочарован таким прозаическим оборотом дела, так как морально был готов к чему угодно. К вампирам там, или к предложению купить цветок папоротника по цене гвоздики.
На заднем фоне в качестве статистов шаталась еще компания, рыбаки, судя по громким веселым голосам и разговорам. Причем они тащили развернутую сеть. Что они ловили в лесу сетью, истории осталось неизвестно. Наверное, процесс рыбалки оказался интереснее результата.
Все.
Я не видел очередных посетителей, можно было предположить, что к трем ночи культурная программа закончилась. По-моему, уже начинало робко светать.
Белка предусмотрительно исчезла. У этой твари фантастическая интуиция на ситуацию, когда ее начинают бить. А может, я ее переоцениваю и Скрэг наверняка знает, что через пару часов после знакомства даже у ангела появится желание ухватить ее за хвост и смачно шмякнуть о ближайшую стену. Тогда она исчезает и объявляется с невинным видом позже, когда всем становится скучно.
А сейчас мне хотелось просто сказать ей спасибо, за то, что она завела нас сюда и подарила волшебную ночь.
А потом все-таки шмякнуть о дерево…