" Доля Карны: "В чём состоит благо вселенной"
Непосредственно перед финальной схваткой Карны и Арджуны боги обращаются к Брахме (Мбх VIII, 63): "Не допусти, чтобы весь мир погиб вместе с Карной и Арджуной! Повели так, о Самосущий: пусть эти двое поделят победу поровну!" Очевидно, верховное божество Брахма может по своей воле изменить исход центрального поединка битвы, а значит, и исход самой битвы. Брахма решает отдать победу Арджуне, как и предполагалось ранее (вспомним предсказание Ямы о гибели Карны от руки Арджуны), а Карну поощрить другим способом.
Чрезвычайно важна аргументация верховного бога: Брахма ни словом не обмолвился о том, что Арджуна более достоин победы, чем Карна! Выбор Самосущего продиктован более прагматическими соображениями. Брахма напоминает собеседникам, что Арджуна и Кришна - "это два древних величайших мудреца, Нара и Нараяна, никому не подвластные", "творцы всего сущего и несущего". Отдать победу Карне - значит привести их в ярость, и тогда все миры будут уничтожены. Итак, ни о какой справедливости при определении или пересмотре судьбы Карны речи не идёт. В первом приближении в этой ситуации нет ничего примечательного: доля эпического героя, как известно, определяется ещё при рождении, если не в момент зачатия, и никак не связана с его заслугами и деяниями (вспомним того же Гомера). Налёт странности отсутсвие "справедливого" определения доли приобретает именно в контексте Мбх с её эксплицитной этической направленностью и акцентом на воздаяние по заслугам. Ведь недаром же бог закона и справедливости Дхарма является такой важной фигурой индуистского пантеона, в том числе, в Мбх. Конечно, есть и у греков богиня правды Дика, но в героическом эпосе (Ил, "Одиссея") она, кажется, не фигурирует вовсе, и появляется только у озабоченного социальной справедливостью Гесиода (достаточно вспомнить eгo "царей-дароядцев").
Говоря о справедливости, уместно будет нaпомнить, что с самого начала вся божественная затея по стравливанию пандавов и кауравов тоже имела сугубо прагматическую цель - развязать войну и истребить ставших слишком многочисленными кшатриев и воплотившихся в них данавов. Ни малейшего намёка на вину истребляемых людей, хотя бы самую незначительную, как в вавилонской поэме об Атрахасисе, где верховный бог Энлиль посылает на людей чуму, устав от их постоянного галдежа:
"Энлиль слышит людской гомон,
Богам великим молвит слово:
<>...
Они приказали - чума напала.
Владыка Намтар уменьшил их гомон" ("Когда боги, подобно
людям..." Таблица I , 356-358, 362).
Интересную параллель возможному пересмотру судьбы героев Брахмой в Мбх мы находим в Ил. Как кажется, и у Гомера доля героев может быть изменена Олимпийцами. Во всяком случае, во время поединка Ахилла с Гектором Зевс, который очень любит благочестивого троянского принца, говорит:
"Боги, размыслите вы и советом сердец положите,
Гектора мы сохраним ли от смерти или напоследок
Сыну Пелея дадим победить знаменитого мужа" (Ил XXII, 174-176).
Наше предположение о возможности вмешательства богов в предначертание судьбы подтверждается словами встревоженной Афины, всегда выступающей против троянцев (вспомним, что Александр присудил пресловутое яблоко не ей, а Афродите):
"Зевсу немедля рекла светлоокая дева Паллада:
<Смертного мужа, издревле судьбе обречённого общей,
Хочешь ты, Зевс, разрешить совершенно от смерти печальной?
Волю твори, но не все на неё согласимся мы, боги!>>" (Ил XXII, 177-181).
Из этого отрывка мы узнаём следующее. Во-первых, доля смертного действительно определена заранее, и то, о чём говорит здесь Зевс, есть не определение доли ab ovo, а пересмотр уже существующей, причём, загодя известной отцу богов:
"Гектора, мстящий за друга, сразит Ахиллес знаменитый" (Ил XV, 68).
Во-вторых, судя по волнению Афины, Зевс действительно в силах изменить долю смертного. В-третьих, на это "отцу богов", кажется, нужна формальная или неформальная (чтобы избежать ссоры?) санкция его коллег. Действительно, далее мы видим, что именно из желания избежать ссоры с властолюбивой дочерью, громовержец идёт на попятную:
"Не с намерением в сердце
Я говорю, и с тобою милостив быть я желаю.
Волю твори и желание сердца немедля исполни" (Ил XXII, 183-185).
Как видим, Зевс оправдывается, что ещё не принял решения о спасении Гектора, а только хотел посоветоваться, и теперь предоставляет Афине свободу действий. Кстати, заявление Зевса о желании быть милостивым указывает на то, что формально он может изменить долю Гектора единолично - полное сходство с аналогичной прерогативой Брахмы. Получив carte blanche, Афина намерена следовать предначертаниям судьбы, а какова доля героев, мы узнаём с помощью Зевса:
"Зевс распростёр, промыслитель, весы золотые; на них он
Бросил два жребия Смерти, в сон погружающей долгий:
Жребий один Ахиллеса, другой - Приамова сына.
Взял посредине и поднял: поникнул Гектора жребий,
Тяжкий к Аиду упал" (Ил XXII, 209-213).
Таким образом, "механизм" действия судьбы в Мбх и в Ил сходен, вплоть до способов её коррекции, и результат для Карны и Гектора идeнтичен. В Ил боги выступают заодно с судьбой, чтобы обеспечить победу Ахилла (гибель Гектора - неизбежный побочный результат), тогда как в Мбх и боги, и судьба ополчились против Карны также ради победы фаворита - Арджуны. Но если в Ил выбор Зевса выглядит случайным (сделан под давлением двух бойких дам - жены и дочери), то в Мбх ситуация гораздо серьёзнее. Если бы боги дали Карне победить Арджуну, это наверняка привело бы к разгрому войска пандавов, и цель небожителей по уничтожению кауравов и воплотившихся в их войске демонов не была бы достигнута."