Один крутой йогин обладал способностью входить в другие тела, но воздерживался от применения этой способности. И называл себя Брахмачарья.
Другой молодой йогин тоже овладел способностью входить в другие тела. И частенько пользовался этой способностью, доставляя себе и другим телам глубокое удовлетворение.
Один йогин регулярно напивался до бессознательного состояния. "Ибо Йога есть прекращение деятельности сознания" – говорил он окружающим.
Другой же начинающий йоги сильно набрался на очередном посвящении у гуру, и всю ночь провел под столом в неподвижной удобной позе. Так он открыл для себя Асану.
Один приговоренный к пожизненному заключению начал заниматься йогой. И мотивировал это желанием достичь освобождения.
Другой начинающий йогин иногда пытался утвердиться в неворовстве. А в свободное от этого время к нему стекались драгоценности из домов, которые он посещал в отсутствии хозяев.
Один начинающий гуру очень упирал на древность и традиционность своей системы. Однако, жить в пещере, ходить без штанов и заниматься собирательством отказывался. Несмотря на всю древность и традиционность этих практик.
Другой начинающий гуру буквально вбивал руками и ногами принцип ненасилия в своих учеников. И когда он проходил по ашраму, ученики, почесывая синяки и шишки, демонстрировали ему отсутствие враждебности.
Один йогин практиковал огненное дыхание. А еще у него было три головы и звали его Натх-Горыныч.
Другой хронический йогин практиковал саньяму на свете в голове. И иногда он видел маленьких зеленых сиддхов, перемещавшихся по его палате.
Последние года, занимаясь фотографированием зенита и глазением в телескоп не заметил леса за деревьями!
Вчера коллега забыла у нас на столе свои бумаги. Я, со сослепу не поняв, что это не мое, туда залез ( ну надо было определить, что за пачка на столе!). Долго (zic!) и тупо разглядывал картинки, не понимая, где я все это видел!
Дошло наконец! Итак – что рисуют Меркурий, Венера и Марс на земном небосводе? Если взять и наложить их траектории? Ответ – в комментах.
А сегодня - все замерзло... Пришлось машину размораживать.. Зима катит в глаза, а с нею и желание продолжить "Нару Парву". На чем бишь я остановился? Ээээ... Кажись - на Шунаке? Психотерапевтическое агенство "Васудев". Кстати! А писал ли я здесь начало "Собачьей Парвы (aka Команды "Фас!")?
Повторю для вдохновения:
Шунака Парва (aka команда: ”Фас!”)
"Кришна встал.
Он был прекрасен, в один миг преобразившийся из томной любовницы в гневного бога; но и поднявшийся перед ним герой внушал ужас.
- Арджуна, ты великий воитель – воюй. Думать буду я.
- А я не люблю, когда подо мной думают! – в бешенстве рявкнул Сребрец. – Кто будет убивать после твоих раздумий? Пес ли я, чтобы бросаться на указанного?"
Вот оно!
Трудно же пришлось Серебряному делать то, чего делать ему совершенно не хотелось. И вроде горделиво называл он себя груздем (да что – называл! Всю жизнь этому учился!) но вот в кузов лезть – ну никак! Итак с книги 6-й по 9-ю Баламут только тем и занимается, что подталкивает нашего Савьясачина на ратные подвиги, а последний – в свою очередь явно страдает депрессией в сочетании с , (хотя – бог с ним, с диагнозом!) и вздыхает то и дело, как змея. Про кувшин, правда, не упоминается. А вот Кришна на удивление хорошим психологом-консультантом оказывается, даже по меркам современной науки!
Надо бы вытащить из забытия да и продолжить Парву Собачью, потому как есть о чем поговорить, только печатать лениво. Однако даю мыслям другой поворот и начну о любви. Ну где, асури, ты это нашла ! И вставила в самом нужном месте! Хор гандхарвов!! Мое любимое место:
"Спящего лиха вообще будить неразумно; а уж если лихо изволит почивать на твоем плече...
Лежи тихо, Господин, а я полюбуюсь на тебя, пока ты спишь и ничего мне не лжешь.
Впрочем, теперь ты не считаешь нужным даже лгать, выворачивая наизнанку смысл действий и цену поступков: тебе достаточно отдать приказ. Достаточно произнести слово, и я повинуюсь, понимая... все понимая. Я верю обману, не испытывая даже желания прощать его – прощать ли воздух, которым дышишь?
Я люблю тебя. Эта любовь весом с гору Кайласу, которой Шива придавил руки нечестивцу Раване, она мучает меня, как острая боль, не давая притерпеться и не оборачиваясь сладостью даже в твоих объятиях... Я сожжен изнутри этой любовью, пожран ею, как плод бывает пожран червем: у меня не осталось других чувств. Устремляясь в битву, я не знаю ярости; видя спины бегущих врагов, забываю радоваться; не понимаю, что значит раскаяние в бесчестном убийстве и скорбь о павших друзьях...
Мне кажется, все это длится уже вечность; мы убиваем и убиваем, и Обезьянознаменный Арджуна – единственный, кто помнит начало. Временами я думаю, что схожу с ума. Прежде гордость была повязкой на моих глазах, я не верил, что кто-то может подчинить меня своей воле, – теперь душа моя оскоплена, и я не стыжусь назваться рабом."
Вот так вот... Ни больше, ни меньше! Любовь...
Все-таки Арджуне - повезло.
“Серебряный и Боец прибыли в Двараку одновременно, и одновременно вошли во дворец, но время было неурочное и... Кришна еще не пробудился ото сна.
Арджуна молча кивнул.
– Дурьодхана вошел первым и, исполненный гордыни, сел возле изголовья, в то время как благочестивый и полный смирения сын Панду остановился в изножии кровати.
– И сколько жен было в той кровати? – сухо уточнил Арджуна.
– Ни одной! – рявкнул Кришна. – Затем, чтоб ты мог в нее залезть, когда Боец уедет!
– Нам обоим ты не хотел отказать в помощи, – четко продолжил Серебряный, – но, проснувшись, первым увидел меня, и потому предложил мне выбирать: акшаухини войска под началом Чудо-Латника, или себя.
– Свою помощь!
Угу. Себя.”
А все-таки- хорошо намешано! Так разбавить оригинальный текст! Получилось прямо еще оригинальнее...
Остается мне только впасть в медитацию и добавить чего-то своего.
Для выполнения сей задачи взял я в руки Гангулинский том - наугад (на что, сами знаете, кто, пошлет) и конешно! Бхишма Парва (ну что еще!) Открыл на первой попавшейся странице и читаю: (перевод - мой, см. начальный дисклаймер)
"“Услышав его обещание и клятву, Кришна успокоился. И он, кто всегда все делал по согласованию с Арджуной, самым лучшим из рода Куру, снова, все еще держа диск в руках , взошел на колесницу. Подобрав брошенные поводья и подняв свою раковину, именуемую Панчаджанья, этот победитель врагов – Шаурин, наполнил все стороны света и небосвод трубным звуком.
И завидев опять Кришну, украшенного ожерельем ,Ангадой и серьгами, с загнутыми ресницами, присыпанными пылью и совершенной белизны зубами, который снова затрубил в раковину, герои Куру разразились громкими криками. Звуки цимбал, бой барабанов всех размеров и скрип колес смешались с этими восклицаниями и переросли в громоподобный рев.
И битва продолжилась после короткого восхитительного момента."
Чтооо! Какие ресницы!? Война кругом! Поле брани!! Веда Вьяса - ты что! или кто?
У меня зародился сюжет романа в жанре альтернативной истории – «Штурм Индии».
Заговор боевых туркестанских генералов. Во время очередного обострения англо-российских отношений они вынуждают нерешительного царя батюшку подкузьмить англичан в Индии. Прославленный туркестанский корпус с казаками-молодцами форсируют Пяндж и агитируют афганцев порадеть за белого царя. Кто такой белый царь, афганцы не знают, но почему бы не пограбить? Русские штыки на фоне заснеженных вершин Гиндукуша с отеческим суворовским напутствием отцов-командиров: «Где козел тропу найдет, там и русский солдат пройдет, да еще ящик водки в обход таможни пронесет!». Порабощенные индийцы встречают русских освободителей рисом-куркумой, свергают английские памятники и танцуют. Русские торжественно стирают портянки в Аравийском море, отчего во всем Индийском океане дохнет рыба. И наконец, торжественный въезд генерала Скобелева в Дели на белом слоне. Полный бхай-бхай. Опять танцы.
Бред, конечно, но можно состряпать недурственный блокбастер в стиле «Турецкого гамбита».
А что, американцы вовсю переписывают историю под себя, а нам нельзя?"
А вчера позвонил знакомый и предложил работу в Сингапуре. Ракшас ехидно смеялся над моими планами и приговаривал что от Окинавы он хотя и отказался, но в отместку тогда на Мэн поедет ( у него там кто-то из его клана чьи-то деньги крутит). И станем мы парочкой безродных космополитов, встречающихся по выходным где-нибудь в Лозанне... Чешу в затылке и обдумываю перспективы...
Улетают гуси... Разбудили сегодня в 5 утра своим гоготом. Лето кончилось, а впереди маячит перспектива промерзшей машины, долгой полярной ночи и изнуряющей работы на холоде. Пора в тепло.. Присоединюсь-ка я к стае...
Еще один персонаж, которого мы до сих пор не упоминали – Ашваттхаман, сын Дроны. Сразу предупреждаю, в моем рассказе о нем будет много ИМХО.
Вот что говорит об Ашваттхамане Бхишма: «Есть у него один большой недостаток, о бык из рода Бхараты, из-за которого я не могу считать его ни ратхином, ни атиратхой, о лучший из царей! Этот дваждырожденный сильно жаждет жить, и жизнь ему очень дорога». Для меня эта характеристика – загадка. Никакого особого жизнелюбия я в Ашваттхамане не нахожу. По-моему, он неуравновешенный, дерганый, порой истеричный. Ашваттхаман – жертва отцовского воспитания. Каково постоянно слышать от отца: «Мне Арджуна дороже собственного сына, потому что он – мой лучший ученик»? Дрона пытался обучить Ашваттхамана всем видам божественного оружия, но тот не смог овладеть ими в совершенстве. Герои Махабхараты осваивают воинскую магию настолько, насколько каждый из них в состоянии вместить это знание. У Ашваттхамана не хватило душевных сил. В результате выросло то, что выросло. Ашваттхаман все время старается доказать отцу, что достоин его любви: во всем его поддерживает, а если кто-то непочтительно отзывается о его старших родственниках, или о брахманах вообще – лезет в драку. Очень люблю эпизод из «Дронапарвы», когда Ашваттхаман бросился с мечом на Карну – тот позволил себе небольшую перепалку с Крипой. Бесподобная сцена: Дурьодхана и Крипа вдвоем держат забияку, Карна кричит: «Отпусти его, о превосходнейший из рода Куру! Пусть он столкнется с моею мощью!» Ашваттхаман понимает, что сейчас действительно получит, и нагло заявляет: «Эту вину твою, о сын суты, мы прощаем тебе, о злонамеренный!»
После гибели Дроны Ашваттхаман, как образцовый сын, становится жестоким и беспощадным мстителем. В частности, применяет божественное оружие нараяна и агнея. Те герои, которые владеют божественным оружием в совершенстве, используют его только против равного соперника. Когда сражаются Арджуна и Карна, оба войска наблюдают за поединком, и, хоть соперники пускают в ход весь божественный арсенал, ни одна стрела не попадает в посторонних. Ашваттхаман использует агнею по принципу «куда Бог пошлет». Результат описан в цитатах, которые приводились в прежних постах. В конце концов, Арджуна сумел отразить оружие Агни, и разъяренный Ашваттхаман был вынужден отступить.
Но главное его деяние впереди. После разгрома кауравов в живых осталось трое: Ашваттхаман, которого умирающий Дурьодхана назначил полководцем, Крипа и Критаварман. Они укрылись от врагов в лесу и расположились под деревом, на котором ночевала стая ворон. Спящих птиц истребила сова. Это зрелище подсказало Ашваттхаману идею: напасть на врагов ночью и захватить их врасплох. Замысел находился в вопиющем противоречии с законами честного боя, но ведь Пандавы их тоже неоднократно нарушали. Напрасно Крипа и Критаварман уговаривали Ашваттхамана дождаться утра и бросить врагам вызов, как подобает. (Кстати, это предложение Крипы кажется неразумным только на первый взгляд. Все трое владеют божественным оружием в такой степени, что могут создать серьезные проблемы даже целому войску).
Переубедить Ашваттхамана не удалось, и трое кауравов направились к вражескому лагерю. Вдруг у них на дороге возник Шива в облике могущественного и грозного существа. Ашваттхаман с ходу атаковал, но чудовище поглотило его оружие. Сцена перекликается с поединком Арджуны с Шивой в «Сказании о кирате». Но если Арджуна сражался до последнего и выдержал испытание, то Ашваттхаман при виде такого чуда впал в глубокое отчаяние. Он признал неправедность своего замысла, но не в силах от него отказаться. В конце концов Ашваттхаман решил принести себя в жертву Шиве, раз ему не дано уничтожить врагов. Он бросился в огонь. Но Шива остановил это жертвоприношение. Он сказал, что время для панчалов, союзников Пандавов, истекло, и они должны погибнуть – такова судьба. Ашваттхаман должен стать ее орудием. Шива вручил сыну Дроны оружие и наделил его собственным ратным пылом.
Ашваттхаман и два его соратника атаковали спящий лагерь и учинили резню. Погибли все, кто там находился, в том числе сыновья Драупади. Пандавов и Кришны в ту ночь в лагере не было. По предложению Кришны они, после поединка Бхимы с Дурьодханой, остались на ночлег в опустевшем лагере кауравов - стеречь добычу. Благодаря своей божественной природе, Кришна знал, что случится этой ночью, и тоже исполнял веление судьбы. Утром победителей ждало сокрушительное горе. Драупади, рыдая, взывает к мести, и Пандавы пускаются в погоню. Трое участников ночного погрома к тому времени разошлись в разные стороны. Ашваттхаман забрел в обитель Вьясы Двайпаяны. Вьяса – один из величайших риши. Он не мог не знать, что сотворил сын Дроны. Тем не менее, Вьяса был настолько милосерден, что принял его. Ашваттхаман успел надеть отшельничью одежду и сесть в асану, когда примчались Пандавы. Наш подвижник предусмотрительно положил рядом с собой лук и стрелы. При виде врагов он схватил тростниковую стрелу и со словами «Смерть Пандавам!» пустил в ход божественное оружие. Чтобы ему воспрепятствовать, Арджуна в ответ применил оружие Брахмы.
Небо стало дымиться с четырех концов. Примчались боги и святые мудрецы, и стали умолять противников поскорее убрать оружие, иначе сейчас наступит конец юги. И тут оказалось, что Ашваттхаман не может остановить то, что привел в действие. Вьяса объявил его побежденным и велел сделать так, чтобы вред от оружия был минимальным. Ашваттхаман сказал: «Да поразит эта стрела чрево каждой женщины из стана Пандавов; она, без промаха бьющая, уже нацелена!»
Тогда заговорил Кришна. Он попросил пощадить одного-единственного ребенка: того, которого носит под сердцем Уттара, вдова Абхиманью. Кришна дал Ашваттхаману последний шанс остаться человеком. Но тот услышал только смиренную просьбу – и, торжествуя, отверг ее: «Достигнет это оружие, мною нацеленное, чрева дочери Вираты, той, которую ты, о Кришна, намерен спасти!»
До сих пор поступки Ашваттхамана еще могли быть оправданы, но, обратив оружие против матери и ребенка, он переступил последнюю черту. Кришна объявил, что ребенок все равно будет жить и станет царем, а Ашваттхаман отныне проклят, и обречен три тысячи лет скитаться среди крови и бедствий, и не окажется ему места среди людей.
На этот раз даже добрый Вьяса согласился с решением Кришны."
Когда оружие “Агнея” - “сверкающий снаряд бездымного пламени” был выпущен во время военных действий , “Птицы закаркали как сумашедшие, ...Солнце казалось, заколыхалось в небе.Земля затряслась, опаленная ужасным жаром этого оружия. Слоны вспыхивали ярким пламенем и носились взад – вперед, как очумелые... На огромном постранстве другие животные попадали на землю и корчились в муках, умирая. Со всех сторон пламенные стрелы поливали землю плотным потоком и наконец, светящаяся колонна дыма и пламени, яркая как тысяча солнц, поднялась во всем великолепии..Железная молния, гигантский посланник смерти, сожгла в пепел всех Вришней и Андхаков... Тела были так обожжены, что стали неузнаваемыми. Ногти и волосы отвалились, глиняная посуда полопалась сама собой и птицы стали белыми... И даже спустя несколько часов, пища была все еще зараженная... Чтобы избежать этого огня, солдаты бросались в воду, омывая себя и оружие...” Описание звучит знакомо, а?
И дальше:
“Когда в прошлом столетии археологи раскопали Риши Сити в Мохенджо Даро, они нашли скелеты, просто лежащие на улицах, и некоторые из них в таких позах, как будто они чего-то боялись. К удивлению ученых, кости эти имели повышенный уровень радиоактивности. К тому же, улицы раскопанного города были усыпаны кусками, похожими на черное стекло, которые, как показали анализы, были глиной, расплавившейся от огромного жара.”
"В критическом издании описание несколько скромнее.
"Все три мира, опаляемые жаром, казалось, изнемогали в муках, будто охваченные лихорадкой. Опаляемые сильным жаром той стрелы, слоны и другие земные существа убегали (в страхе), тяжело дыша и желая найти спасение против ее ужасной мощи. Ибо в то время как сами вместилища вод были нагреваемы сильно, существа, пребывающие в воде, о потомок Бхараты, совсем не находили покоя себе, словно были сжигаемы там.
Во все стороны света, главные и промежуточные, на небосвод и на самую землю падали всевозможные ливни стрел со скоростью Гаруды или ветра. Сожженные теми стрелами сына Дроны, наделенными стремительностью громовой стрелы, враги падали, словно деревья, сожженные яростным огнем. Сжигаемые (тем оружием), огромные слоны падали со всех сторон, издавая страшный рев, подобно грохоту облаков.Другие громадные слоны, опаляемые огнем, бегали туда и сюда, а еще другие дрожали от страха, точно окруженные пожаром в ужасном лесу. Словно ветви деревьев, сожженные лесным пожаром, о достойнейший, виднелись там отряды коней и колесниц, (спаленных мощью того оружия), о могущественный! И потоки колесниц падали там и сям тысячами. И казалось, о потомок Бхараты, сам божественный Агни сжигает то войско (пандавов) в бою, подобно тому как разрушительный огонь уничтожает все существа в конце юги...
Но тут Арджуна, о великий царь, вызвал к действию оружие Брахмы, способное к отражению любого другого оружия, как было определено самим Рожденным в Лотосе. Начал дуть прохладный ветер, и все страны света сделались ясными и чистыми. И мы там увидели необычайное зрелише: целое акшаухини войска (пандавов) было уничтожено. И в сожженном чудодейственной силой оружия (Ашваттхамана) войске том внешний вид убитых невозможно было распознать". (Мбх VII "Дронапарва", "Сказание о применении оружия нараяна", глава 172. Перевод В. Кальянова)"
Он был лишен материнской заботы, вместо молока пил воду, забеленную мукой;
Хотя его отец говорил что любит его, любимым учеником Дроны был все же Арджуна; хотя он мог запускать небесное оружие, но не научился его останавливать;
У него не было верных друзей...Дурьедхана дал царство Ангов Карне, но ничего не дал Ашватхаме;
Он так и не женился, никогда не имел своей семьи;
Не занимал никакого интересного поста во время войны и умирающий Дурьедхана сделал его полководцем без армии;
И даже тогда Ашватхама убил не тех Пандавов;
Его имя было единственной ложью правдивого Юдхиштхиры;
Драгоценный камень украшавший его лоб, был выдран и рана никогда не заживает, причиняя ему вечную боль;
И он не может даже умереть! Вечно слоняясь в одиночестве, испытывая непреходящую боль, он не может найти утешения нигде и ни с кем, в тщетной надежде, что когда-нибудь случится чудо…
Это мое вольное изложение вольного же перевода с тамильского на английский отрывка из романа “Амудхакодди” индийского писателя Кандекара В.С., где он сравнивает Ашватхаму с человечеством, где каждый имеет свою внутреннюю боль и ищет утешения…
Стоял прекрасный весенний день. Ганга величественно катила свои воды, а воздух был напоен ароматом цветов и разогретых трав.
Даже небесная братия захотела поплескаться в священных водах.
Благодетельная Ренука, жена Джамадагни, с утра пораньше приступила к подготовке огненного жертвоприношения и должна была сходить к реке за священной водой. Взяла она ведерко и пошла на берег.
Привольно струилась Ганга и гандхарв Читраратха фривольно резвился в воде со своими апсарами. Ренука невольно загляделась на представшую картину и забыла о времени. Она была как-будто загипнотизирована, но,неожиданно очнулась, как от толчка, и, зачерпнув воды, поспешила обратно в обитель.
Джамадагни же был наделен даром сверхвидения, и уже знал, почему жена задерживается. Страшно разгневанный, объявив супругу “нечистой” из-за того, что она разглядывала Читраратху с неослабевающим интересом, пламенный Джамадагни призвал своих сыновей и повелел им убить ее!
Потрясенные, отроки не смели поверить своим ушам! Как могут они убить собственную мать!? Все застыли в страхе и недоумении, чем вызвали у Джамадагни
еще большую злость. В этот момент вернулся домой Парашурама. Отец тут же приказал ему убить мать и ослушных братьев. Пятый сын не медлил ни минуты! Сватив свой топор, он тут же обезглавил мать и ошеломленных братьев, и склонился в почтительном поклоне перед отцом. Гнев мудреца в сию секунду же испарился. А на полу обители лежали пять трупов...
Рассказ Константина-2. Кто не любит истории - проматывайте!читать дальшеЯ пытался представить здесь жизнь древних угров. О них известно только то, что они были. Известны их потомки - ханты и манси, которых загнали угасать в тайге. Есть городища, которые неизвестно как назывались, черепки и кости. Больше - ничего. Не так много для народов, проживавших тысячелетиями на террриториях, сопоставимых со среднестатистическими европейскими странами.
Русское село Артын появилось тут в начале восемнадцатого века, когда сухопутный путь связал Тару, бывший крайний южный оплот России, со вновь построенной Омской крепостью. Для местных сел это более чем солидный возраст. И для официальной истории. Что было до этого - мало кого интересует, кроме нескольких археологов и историков.
Нынешний порядок вещей таков, что если бы в Сибири нашли пирамиды вроде египетских - то их тут же закопали. Право на историю и на уважение сейчас признается за немногими регионами и народами. У Сибири может быть только геология, география на худой конец, но не история, с которой надо считаться. Если признать, что енисейские кыргызы, к примеру, целенаправленно изобрели и ввели в государственный обиход письменность в то время, как в Европе национальных письменностей не было вовсе - то нужно признать за их потомками право самим решать свою судьбу и разрешать ли строить ГЭС в верховьях Енисея. Понятно, что проще признать Сибирь белым пятном, гигантским провалом в истории человечества, и не возиться со спившимися аборигенами и вымирающей фауной.
Древний гордый народ не боялся никого и ничего. Они ставили свои крепости на самых возвышенных местах - вдоль Иртышского увала, который горой возвышается над равниной, на всех возвышенностях. Там находят остатки валов и бревенчатых стен. Они любили реки, простор пойм, текучие воды рек и безмятежность озер. Это можно объяснить меркантильными соображениями - реки были путями сообщений, поймы и озера богаты рыбой и перелетной птицей, идеальны для выпаса лошадей. Все это так. Но славян, которые жили примерно так же, высокий берег притягивал и потому, что там было красиво. Там вольно дышалось и глаз радовал широкий обзор. Так же было и с уграми. Их крепости стояли по Иртышу и Оби, их притокам. Они не могли миновать устье Артынки.
Артын идеален для размещения общины древних угров.
Плоскость Западно-Сибирской равнины здесь круто обрывается изломанными линиями оврагов к Артынке и к Иртышу. Лесостепь в этих местах сгущается почти до настоящего леса, пройти который можно только по тропинкам - а уж местные обитатели знали как обезопасить себя завалами или напряженными самострелами. Этот лес с востока прикрывает несколько участков иртышской поймы. Лес растет на пологой надпойменной террасе и выше, на плоскости равнины, полосой в несколько километров. Иртышкая пойма (до зарегулирования стока реки) заливалась в половодье, в остальное время на ней оставались пойменные озера и заболоченные участки. Эти места кишели рыбой, а во время перелетов - птицы сплошь покрывали пойму своими весьма аппетитными тушками. Скорее всего, столетия и тысячелетия назад пойма отстояла от леса гораздо дальше чем сейчас - Иртыш упорно подмывает невысокий береговой обрыв, метр за метром смещается на восток, сужая пойму. И на картах, и снимках из космоса я видел на противоположном берегу русла древних стариц.
Лес и пойма тянутся с севера на юг километров на двадцать, с запада на восток - от десяти до пяти километров. На север тянутся прибрежные леса междуречья Иртыша и его притока - Тары, восточнее - березовые колки в окружении лугов. Это почти оптимальная площадь для проживания здесь компактной общины, которая занималась многофункциональным хозяйством и имела потребность в разнообразных ресурсах.
До того как люди начали разводить здесь лошадей, лесостепь кишела дикими лошадьми, сайгаками, лосями и косулями. Одомашненные табуны потеснили их, но не настолько, чтобы этот источник мяса иссяк как сейчас. Иртыш и пойменные озера исправно снабжали рыбой - от осетров до окуней, водоплавающей и перелетной птицей. Трудно представить, что в таких условиях кто-то мог голодать. Когда я проходил по Артынке, мне очень живо представлялось какое это было удобное место для бобров. Крутые склоны, деревья на любой вкус, несильное течение, множество впадающих ручьев в оврагах - строй не хочу! Бобры бы тут блаженствовали. Понагородили бы своих плотин так, что река превратилась в каскад искусственных прудов. Мне бы очень хотелось, чтобы бобр был тотемом местных жителей или находился под другой формой защиты. Впрочем, вряд ли. Бобры и люди вместе уживаются плохо. Не думаю, что в Артынском бору сохранилась бы крупная дичь. Он бы давал грибы и ягоды. И по сей день собирательство составляет важный промысел местных жителей.
Сибирь - далеко не рай, но человек с парой присобаченных куда рук и заверченной где надо головой жил здесь всегда вольготно и сытно. Особенно угры, которые жили для себя. С теми, кого не устраивал эквивалентный обмен пушнины на золото и серебро, они поступали просто, без излишней дипломатичности - топили в реках и болотах.
А сверх того - то, чего не было у соседей. Роскошный сосновый строевой лес. По Иртышу, Оби и Ишиму сосновые бора в лесостепи можно пересчитать по пальцам одной руки. А это самый удобный материал для строительства и судостроения. Не обычная здесь корявая твердая береза, а легкая золотая прямоствольная сосна, пропитанная от гниения густой смолой. Вряд ли сосновые бревна тащили посуху куда-то далеко, но вот верфи в Артынском царстве наверняка были. На них ладили долбленные челны-однодеревки и более солидные ладьи. Где-то на берегу стояли верфи - сейчас они погребены под руслом Иртыша или левобережной поймой.
История сибирских войн - и до русских, и в русский период - это история судовых ратей, отчаянных десантов и абордажей, конвоев с пушниной и самого отъявленного речного пиратства. Можно вспомнить Ермака, который умело сочетал все вышеперечисленное. А уж Иртыш за за все время торговли и войн утянул на свое илистое дно тысячи судов и десятки тысяч воинов. Под Артыном наверняка покоится настоящее кладбище кораблей - здешние правители, подпертые с тыла завалами Артынского бора, могли дать себе волю на иртышских узлучинах, содержать мощный флот и посылать его во все стороны. Реакция соседей была соответствующей. От Артына отходили флотилии лодей в сиянии доспехов и знамен, сюда же пробирались ночами мстители и предавали огню верфи и береговые укрепления. Здесь было за что добавлять алую кровь в мутные иртышские воды.
По Оби, Иртышу и Волге шел на юг поток пушнины, причем из Сибири - качественнее на порядок по сравнению с европейской. Тот, кто накладывал загребущую лапу на пульс движения речных караванов, мог чувствовать себя Мидасом или Крезом. Достаточно вспомнить, что значил неожиданный подарок Ермака для Московии. Сибирские соболя оплатили выход из катастрофы Ливонской войны и подъем России после Смутного времени, когда было раззорено вообще все. Понятно, что желающих погреть руки на пушнине было достаточно и эти лапы частенько обрубались. Но кто-то должен был защищать купцов и делать безопасным плавание по Иртышу - в обмен на весомую пошлину, разумеется. Это и могло быть Артынское царство. За пушину и серебро оно платило кровью своих воинов. "Если смерь - цена адмиральству/То мы оплатили счет" - скажет по схожему поводу Киплинг.
В районе Артына берег Иртыша снижается от почти горных высот прииртышского увала, настоящих глинистых утесов, до весьма скромного берега средней высоты. Вряд ли Артынская цитадель стояла на берегу. Она наверняка высилась в том месте, где Артынка прорезает прибрежные холмы и выходит на пойму. Там, на увале, приподнятом насыпями и валами темнели бревенчатые срубы и башни на фоне янтарных сосен. С высоких башен можно было обозреть окрестности на десятки километров - и излучины Иртыша с проходящими судами, и низкую левобережную пойму с ее рыбными озерами, и заливные луга, и опушку Артынского бора.
Мощная крепость была центром царства. Ниже по Артынке на ее пойменном участке распластывались полуземлянки посада, срубы складов и конструкции верфей. На этом месте сейчас стоит современный Артын, в котором за три века его существования уже не осталось следов прежней жизни. А по пойме виднелись чумы скотоводов и рыбаков.
Артынское царство расплагалось не так далеко от весьма странного места, которое считают сакральным центром Прииртышья. На берегах Тары, притока Иртыша, высится прибрежный холм - увал. На нем последовательно снизу вверх лежат святилища нескольких тысячелетий. В конце второго от Рождества Христова рядом с шаманским деревом исполнения желаний, увешанного тряпицами, появились православная часовня и индуистский жертвенник. От современного села Артын на Иртыше до современного же села Окунево на Таре - 30 км по прямой. День пути по лесам с переправами через овраги и реки. Сам Артын в религиозном смысле ничем не примечателен. Но он мог быть светской столицей, соседствующей с освященным местом коронации древних царей и исполнения государственных обрядов.
Чем больше я думаю об Артынском царстве, тем больше мне нравится это место.
Такой должна быть настоящая родина настоящего человека. Такая, чтобы ее можно было обойти за день, чтобы знать каждый ручеек, каждую тропинку, каждого человека в лицо. Чтобы при встрече здороваться и перекидываться парой ничего не значащих слов - просто так, чтобы показать свою симпатию.
И рядом - дорога, путь, ведущий неизвестно откуда и куда. Вечный поток Иртыша. В него можно войти - и вода унесет тебя прочь, туда, откуда приходят таинственные слухи и странные вещи, грозят неводомые опасности и где можно найти свою судьбу.
А за тобой выбор: оставаться здесь, врастать корнями в землю, в которою легли и стали прахом твои предки - или же отдаться на волю волн и ветра, разбудить в себе дремлющую в каждом человеке страсть к путешествиям.
А самое главное - знать, что ты можешь потом вернуться и, не отвечая на распросы, просто сидеть у знакомого очага. Потом тебе подадут воду и пищу, и ты почувствуешь настоящий вкус родного дома.
Рассказ Константина. Кто не любит географии - проматывайте.
читать дальшеАртынский бор. Мне было интересно взглянуть на это место.
Оно выглядело слишком соблазнительно для людей, забытой историей которых я интересуюсь. Протянувшийся вдоль иртышской поймы на двадцать-тридцать километров сосновый бор, рассеченный несколькими речушками, прикрывает излучину с востока и с севера. С запада, соответственно, делает очередную загогулину Иртыш. Скопление деревьев и оврагов препятствует перемещению военных отрядов, проход сюда возможен по узким коридорам вдоль самого берега. За ними легко следить и оборонять при необходимости. Сам Иртыш - и источник опасности, поскольку масштабные боевые действия в Западной Сибири велись преимущественно по рекам десантами с лодок - и он же важнейший торговый путь от Заполярья до Средней Азии и Монголии. В омской археологии Артын почти не упоминается, мне известно только о случайно обнаруженных погребениях. Впрочем, детального обследования территории в несколько сотен квадратных километров не проводилось, а шансы на случайные открытия всегда малы.
Мне потребовалось пол-дня чтобы поверить в то, о чем следовало задуматься с самого начала.
Самая крупномасштабная карта Омской области имела мало общего с действительностью, хотя сопровождалась солидной легендой и построена типа по военным стандартам. Реальности соотвествовало местоположение асфальтированных дорог и название населенных пунктов. ну, еще Иртыш. То. что вне - оставалось на совести картографов и их фантазии. В результате я бродил в белом пятне, которое имело четкие границы, размеры в двадцать-тридцать км по каждой стороне, но внутри вместо грунтовых дорог и прочих ориентиров попадалось все что угодно. До этого я всегда придерживался или шоссе, или русла рек, уповая на их незыблемость. Сейчас понадеялся на авось, решил пройти от трассы вдоль реки Артынки до деревни километров пятнадцать. Три часа ходу, в общем-то пустяк. Скромный лесок по руслу Артынки оказался непроходимой чащей, в которую врезались огромные овраги с ручьями - притоками Артынки. На месте разрывов лесов - сами леса без намека на прогалины. Пересекающие лес дороги и тропы отсутствовали. Строения оказывались развалинами или их не было совсем.
Местные леса вполне проходимы, это просто цепочка рощ, разделенных полями и лугами. Но когда они сгущаются - через них надо прорубаться. А поскольку я шел по руслу Артынки, то вдобавок к этому празднику мазохизма добавлялось форсирование оврагов. Расположены они были через полкилометра, их можно было обходить, делая огромные обходы или тупо лезть внизь по скользкой траве, через топкие ручьи и снова наверх, цепляясь за трухлявые стволы. Я четко представил, что даже если я хотя бы сломаю ногу - меня тут раскопают разве что архелоги в следующем столетии..
Меня всегда неприятно поражает чувство одиночества в нашей глубинке.
Вернее это можно назвать заброшенностью.
Есть одиночество, так сказать высоким стилем, на лоне девственной природы, среди мощной процветающей жизни во всех ее проявлениях. Оно очень поучительно. Быстро понимаешь, где твое место в мироздании. Не в центре вселенной, так что вокруг тебя кружатся галактики и ради тебя идут дожди и плодятся звери, как это можно представить в городе. Неделя в лесу без комфорта любого излечит от эгоцентризма, даст властно понять, насколько уязвим человек и насколько он зависит от природы.Природа учит смирению - и она же дарит чувство уверенности в своих силах, потому что без этого выжить невозможно. А некоторым она делает самый бесценный подарок - дает время на размышления и силе, которая разлита вокруг, связывает смерть и жизнь, человека и природу. Так рождаются и укрепляются мысли о Боге.
И есть заброшенность мест, где когда-то была жизнь, а потом ушла, оставив после себя руины.
Можно провести день, неделю в нескольких километрах от многолюдных и процветающих по местным мерккам деревень, в десятке километров от шоссе с регулярным автобусным сообщением и оживленным движением - и не встретить ни одного человека. Не слышать никаких звуков кроме непрерывного комариного писка. И только изредка натыкаться на следы людской деятельности.
Мне приходилось идти часами по заброшенным полям, в рост человека заросших сорной травой, где даже пробиваются нахальные молодые березки, мимо осевших серых стогов, встречать замуравленные колеи, ведущие неизвестно куда, каркасы фем, которые выглядывают из огромной крапивы как ребра исдохших диплодоков, обвалившиеся кирпичные стены, опоры ЛЭП, вокруг которых завиваются обрывки проводов. Жуткое непередаваемое чувство - словно ты один остался на земле. Что-то случилось за то время, как ты отошел от дороги - от шума проезжающих машин. Сделал несколько шагов - и все исчезло. Ощущение Зоны из "Пикника на обочине". Осталась только эта брошенная земля, никому теперь не нужная. Пройдут десятилетия, прежде чем сорняки сменит настоящая луговая трава, способная питать грызунов и копытных, служить настоящим домом для зверей и птиц. Хорошо, если люди не вернутся сюда и природа получит шанс залечить раны, нанесенные плугом. А пока это только пространство, выпавшее из нормального хода вещей, затерявшееся между человеческой цивилизацией и нетронутой природой. А человек, проходящий здесь - также не в состоянии понять, где он, к какому миру он сейчас принадлежит.
Вряд ли можно рвазмышлять о Боге на свалке. Скорее о дьяволе, который норовит все исказаить и испортить. И к кому из этого дуэта все-таки ближе человек.
Меня сопровождал только коршун с заунылым криком. Он кружил надо мной, лениво помахивая крыльями, видимо пытаясь понять - кто это бредет в его владениях. Или же его интересовали перепелки, которых я вспугивал в траве.
Опять же, не стоит ставить себя в центр мироздания.
А потом началась гроза.
Гроза не под надежной крышей вставляет почище денатурата.
Поначалу вдали этак лениво и вальяжно подает голос гром. Небо густеет от голубизны до тусклого фиолета. Гроза не предупреждает о своем появлении герольдами в виде белых облаков - она идет монолитной стеной, ломит всей силой. В общем-то неторопливо, но в этой медлительности есть нечто безысходное, от чего теряется надежда на сопротивление и на спасение. Потом вдали нарастает шум, тоже без особой поспешности. Нарастает потихоньку, пока не превращается в оглушающий рев. Осязаемый как плотная сила ветер сгибает наполовину деревья. На согнутый лес обрушиваются потоки воды - не дождь, а именно потоки, сплошной водопад.Над головой трескается небо. Молнии бьют так часто, что разрывы над головой почти сливаются. Десять-двадцать минут - и гроза смещается, уходит на юг, оставляя насквозь промокший лес. Капли бьют все реже, пока их ровный ритм ломается и доносятся только отрывистые звуки падения капель с листьев в траву. От травы поднимаются густые душистые испарения. Восходит солнце, прогревает душное марево. (спустя несколько часов эта гроза добралась до Омска и залила его целиком).
После грозы гипотетическая возможностьпересечь лес (мне оставалось несколько километров до деревни или открытой поймы) стала иллюзией. Мокрая трава, листва, скользкие склоны оврагов. Мне оставалось только разворачиваться и уходить по открытым пространствам в поисках хоть какой-то дороги. Я еще раньше пересек покос и вернулся туда, надеясь найти колею. По ней, разматывая ее как клубок, потихоньку выбирался на все более наезженные дороги. Они уводили меня все дальше от цели. Вдобавок, идти по ним было невозможно. Мокрая глина скользила как лед, в понижениях стояли огромные лужи. Потом, в конце пути, я увидел свежие следы шин. Пока я шел по ним, машина по прямой, по оси дороги не прошла ни одного метра. Ее разворачивало, несло по синусоиде, выбрасывало на обочину в траву. Протектор шин просто скользил по глине как по маслу. Свернуть в сторону с дороги было невозможно - стеной по грудь мне стояла мокрая трава. Оставалось уныло шлепать облепленными грязью кросовками прямо по лужам и при этом чудом удерживать равновесие. Одна из дорог завела меня в тупик - в безлюдную пасеку на опушке. Вернулся к развилке и пошел дальше. Дело было под вечер и я уже подумывал о том, что если за пару часов я не выйду к деревне, то придется всю ночь шататься призраком по проселкам в поисках выхода на асфальт - а потом десяток км до трассы с автобусами. Ночевать все равно было негде.
На мое счастье спустя каких-то полтора часа дорога вошла в лес и затем повернула по просеке туда, куда мне нужно. Я часто останавливался и прислушивался, надеясь услышать шум моторов. В лесу до меня донесся далекий собачий лай и мычание. Я завыл в ответ и начал снова верить в чудеса (точнее, что такое дерьмо как я нигде не утонет). Я шел по Артынскому бору. Солнце зашло за деревья, но когда его лучи пробивалось сквозь верхушки, то прямые стволы сосен четко выделялись на фоне сгустившегося сумрака. За очередным поворотом неожиданно резко посветлело. От самого леса начинались заборы, а дальше тянулась пойма до неясной полосы деревьев у самого берега.
Мирная картина идилической жизни пейзан а-ля рюс растрогала меня до глубины души, чего от такого отъявленного мизантропа как я ожидать было удивительно. Гурьбой шли коровы, шавки регулировали движение, бабки с хворостинами судачили с соседками и с телками. Воды в колонках не было - гроза закоротила местную сеть и насосы не работали (я целый день растягивал полтора литра минералки). Все было такое такое близкое и родное.
А когда угодил в свежий навоз - моему счастью не было предела.